Николай Барсуков. Жизнь и труды П.М.Строева. 1878г. С.Петербург.
Николай Барсуков- член Археографической комиссии, помощник начальника Архива и библиотеки Святейшего Синода, член-корреспондент Общества любителей древней письменности.
Павел Михайлович Строев (27 июля (7 августа) 1796, Москва — 5 (17) января 1876, Москва) — русский историк, археограф и библиограф, действительный член Петербургской Академии наук.
стр.259.
Из того же письма Строева к Преосвященному Парфению, мы узнаем, что «Нижегородская епархия представила ему весьма мало предметов археографических» (А.Е. III, 49 об.).
С чувством неудовлетворенного «Археологического любостяжания», Строев выехал, 13 июля (1833 года), из Нижнего и направился в пределы старинного Казанского царства.
По приезде в Казань, Павел Михайлович обратился к губернскому Прокурору Солнцову с просьбою указать ему те архивы Казанских присутственных мест, в коих находятся старинные столпцы». В Солнцове Строев нашел просвещенного пособника Археологической экспедиции.
Из письма его мы почерпаем следующие любопытные сведения о состоянии архивов в Казанской губернии и епархии:
« По случаю бывшего, в 1815 году сентября 3-го числа, в губернском городе Казани, ужасного пожара, в которой все, как губернские, так и уездные места города Казани и с находящимися при них архивами подверглись совершенному истреблению, теперь старинных свитков и рукописей в нынешних Казанских присутственных местах -архивах, вовсе не имеется;
а есть многие подлинные царские грамоты со времен Иоанна Васильевича Грозного, и также древний любопытный Синодик в Илантовском или Зилантовском мужском монастыре, по Казанской губернии из всех древнейшем, также в Казанском Кафедральном Благовещенском Соборе имелись некоторые древние поместные грамоты и в числе оных царственное письмо Иоанна Васильевича Грозного, за его подписанием в лето 7065 апреля 5-го, к Святителю Гурию Чудотворцу, бывшему тогда Казанскому Архиепископу, по случаю устроения им разных монастырей и о прочих, хранившихся вместе с ризой сего Святителя и двумя рукописными Евангелиями;
в бывшем Казанском Адмиралтействе хранятся и поныне в целости многие указы Императора Петра I-го и разные сего Великого Государя распоряжения, до устройства и усовершенствования сего Адмиралтейства относящиеся, вместе с архивом других дел весьма любопытных;
в Казанском Губернском Правлении хранятся и поныне в особом ковчеге, спасенные от пожара, подлинные новых времен рескрипты Государынь Императриц, в особенности Государыни Императрицы Екатерины II, по содержанию своему относительно к Казани весьма достопримечательные.
В городе Свияжске, в тамошнем мужском первоклассном Богородицком монастыре, хранятся также многие царские грамоты со времен Ионна Васильевича Грозного и одна Епископская грамота Святителя Гермогена, бывшего Казанского Архиепископа, за его подписью и с приложением собственной его Святителя печати; сверх того, в Свияжске при Уездном Суде хранится древний архив, весьма сильно тлению подверженный; в сем архиве хранятся дела, до бывшей Провинциальной Свияжской Канцелярии относящиеся, и частью документы на старинные поместные оклады разным служивым людям в разные времена розданные; сей архив велено местным губернским начальствам по возможности привести в порядок.
Есть также некоторые списки со старинных грамот и монастырских записей в Чебоксарской Спасо-Геронтиевской мужской заштатной пустыни, неподалеку от города Чебоксар лежащей, равно были таковые же документы и в Семиозерной пустыни, в Казанском уезде лежащей, основанной в 1615 году. Впрочем, сии документы относятся более до самих пустынь.
Вот всё, что могу сказать Вам, Милостивый Государь, относительно предмета, ученому розыску Вашему предлежащего, с присовокуплением таковым, что списки со всех почти древних Царских грамот, в Казанской губернии обретенных, напечатаны частью в Прибавлениях к Казанскому Вестнику, Императорским Казанским университетом издаваемому, и частью в журнале под названием Заволжского Муравья, господами адъюнктами здешнего Университета Рыбушкиным и Полиновским издаваемыми» (А.Е. III, 53,54).
стр. 260.
Не смотря, однако, ни на усердие просвещенного Солнцова, ни благосклонное содействие Архиепископа Казанского Филарета, путешествующий археограф должен был в скором времени оставить Казань, так как, вследствие обнаружившейся скудости тамошних архивов, столица Казанского Царства не представляла уже никакого интереса для экспедиции.
Строев поспешил в Свияжск. Почтенный архимандрит тамошнего Богородицкого монастыря, Иероним, встретил его радушно. Из монастырского архива в портфели Экспедиции поступило семь грамот (1576-1675). Когда Строев окончил осмотр архива, отец Иероним, по поручению семейства Геркеных, пригласил Строева приехать, вместе с Бередниковым, к празднику, в имение Геркенов, село Юматово. Поездка была не бесплодною и в археологическом отношении. Строев получил от господ Геркенов несколько любопытных столпцов из домового архива господ Кольцовых, коим село Юматово некогда принадлежало (А.Е. III, 70).
В это же время Строева приглашал к себе в деревню другой Казанский помещик, почтенный историк Арцыбашев, от которого получено было следующее обязательное письмо:
«Лестная надежда засвидетельствовать в уединенной хижине моей то истинное уважение, которым преисполнена во мне душа к человеку столь знаменитому, как Вы, есть для меня дар неоцененный.
Прошу покорнейше совершить волю Вами объявленную, что и для Вас будет не бесполезно: ибо дорога из Казани в Нижний, через Цывильск, прямее верстами 30-ю. Я просил Вашего исправника (и он дал мне верное слово) заготовить для Вас лошадей в селе Тоисях, за 17 верст от Цывильска и не более как 15 от моей деревни Мамина. Таким образом из Тюрлемы, первой станции от Свияжска – Вы поедете в Тоиси; остановитесь для перемены лошадей в тамошнем волостном правлении; а оттуда пожалуете прямо ко мне.
Касательно же до путешествия из моей деревни далее, то оно (до Чугунов, почтовой станции) и скорее и беззаботнее для Вас будет, чем по настоящей Московской дороге: я возьму к тому самые надежные и деятельные меры.
На пути Вы встретите город Ядрин и найдете, может статься, в нем внимания достойное, а особенно к бунту Пугачева относящиеся. Ядринские граждане твердо противились сему злодею и один из них – Василий Засыпкин – получил за храбрость серебряную шпагу от Императрицы Екатерины II (А.Е. III, 60).
Воспользовался ли Строев приглашением Арцыбышева, не известно.
Отдельный оттиск из Известий по Казанской Епархии за 1892 год №№12 и 13. Казань. Типография Императорского Университета. Священник Архангельской города Казани церкви Григорий Львов. 1892 года марта 31 дня.
Священник Иоанн Петрович Паленин. Некролог.
29 октября 1891 года в селе Юматове Свияжского уезда скончался на 88 году от рождения священник Иоанн Петрович Паленин. До глубокой старости он вёл жизнь строго монашескую; был истинный аскет, носил до своей смерти вериги. Поэтому жизнь этого старца-священника поучительна и в высшей степени интересна; она довольно ясно свидетельствует, что и нынешнее время есть на Руси отшельники, проникнутые глубоким христианским смирением и со знанием своего ничтожества и греховности перед величием Всемогущего Бога.
Покойный Иоанн Петрович хотя жил и вращался среди всякого народа по обязанности приходского пастыря, но был идеально строгий монах. Задолго до своей смерти он выражал желание близким родным своим умереть так, чтобы кончину его никто не видел; почему он желал этого, ни кому не было известно, но желание его исполнилось, - Господь услышал его молитву. Действительно, Иоанн Петрович умер и ни один человек не видел последних минут его жизни.
28 числа, накануне смерти, Иоанн Петрович ходил по своему селу, раза два обошёл вокруг своей церкви, вечером посетил своего помещика Ивана Петровича Геркена и его семейство, где пробыл очень не долго, простился и ушёл домой. Видимо Иоанн Петрович прощался с своим дорогим селом, церковью и близкими его сердцу прихожанами.
Вечером 28 числа часов в 8 или 9, снял с себя белье, оделся во все чистое, также снял с себя и вериги, которые носил с давних пор, но с какого именно времени, никому не было известно, так как Иоанн Петрович тщательно скрывал от всех этот свой подвиг. Затем он раскрыл Псалтирь, стал его читать и все время читал.
Время шло. Входит в комнату старушка, единственное лицо во всем доме, прислуживавшее Иоанну Петровичу, предложила ему чего-нибудь покушать, но Иоанн Петрович сказал ей, чтобы она пошла спать, а его более не тревожила. Но через час, или два, старушка, видя, что огонь в комнате «батюшки» продолжает гореть, снова вошла в комнату. А Иоанн Петрович все читал; теперь он строго старушке сказал, чтобы она шла спать, а его не беспокоила. Старушка так и сделала.
Утром часов в 5 узнали о смерти Иоанна Петровича; свидетелей кончины его никого не было. Быстро разнеслась весть по селу о смерти дорогого и незабвенного пастыря и все жители, как говорится, от малого до великого, спешили поклониться праху своего пастыря, долге годы с ними жившего, всегда их учившего всему полезному, особенно христианской жизни. Местные дворяне, окрестные землевладельцы тоже поспешили явиться поклониться праху отца Иоанна Петровича и горючими слезами оплакивали своего духовника и строгого учителя - так они любили его!
31 числа тело Иоанна Петровича было предано земле на церковной ограде, рядом с могилой жены Анны Алексеевны, при громадном стечении народа и духовенства. Мир праху твоему человек Божий!
За 30 лет и даже более, покойный Иоанн Петрович часто в кругу своих близких родных говорил: «при Казанском Преосвященном Павле 1-мъ в 1811 году я быль отдан учиться, а при Преосвященном Павле 2-мъ я умру»,— слова эти сбылись в точности.
Жил Иоанн Петрович в келье, близ церкви. Раньше казенный дом был за рекой Сулицей, довольно далеко от церкви,— да он и сейчас там стоит, но Иоанну Петровичу давно хотелось жить близ церкви, потому что ему казалось, что в большом доме жить старцу не свойственно и грешно, хотя дом этот далеко не большой; поэтому при помощи местного помещика Ивана Петровича Геркена и выстроена была ему келья не далеко от церкви, одна для него, а другая— в одной связи— для человека, который мог бы прислуживать покойному, но обе кельи можно было измерить тремя шагами— не более. Кроме стола, стула, старенького шкафчика, в келье у него ничего не было; бедность и убожество во всем были видны.
А между тем нищие и все угнетенные нуждой прибегали нему за помощью. Каждый день у него были люди, а в праздничнее дни целыми толпами подходили к его келье просить подаяния нищие. Иоанн Петрович все раздавал до последнего куска хлеба. Не редко снимал с себя подрясник или свои единственные сапоги и отдавал просящему. Правда, были люди, которые пользовались добротой Иоанна Петровича и злоупотребляли ею, но Иоанн Петрович этим никогда не смущался и не огорчался— продолжал отдавать то, что получал от своих детей, или от помещиков, которые следили за ним и не давали ходить без сапог.
Весьма часто случалось, что совсем в его доме нельзя было найти корки хлеба, потому что он раздавал и то, что получал для своего дневного пропитания.
Об деньгах он и понятия не имел; не было кажется одной минуты, что Иоанн Петрович держал при себе когда либо деньги,— они как бы жгли его руки и его самого; поэтому он раздавал их тот же час, как только получал,— одним словом: одной рукой брал, а другой отдавал , не разбирая— кому даёт, достоин просящий подаяния, или нет, а желающих получить от него что либо всегда было много.
После смерти Иоанна Петровича, кроме выше указанных вещей, стола, стула и шкафчика ничего не осталось. Он всю свою жизнь скорбел огрехах своих, молился день и ночь. Молитва для Иоанна Петровича была истинным и малым отрадным время времяпровождением; она служила для него и пищей- угощением вовсе скорбные дни его долгой жизни.
Этим-то путём аскетизма и строгого подвижничества, покойный Иоанн Петрович заслужил глубокую и непритворную любовь и уважение не только крестьян, но и от местных дворян — людей высокообразованных, гуманных и честнейших, каковы: Геркены, Обуховы, Масловы, Ухтомские и другие.
Они мало того, что относились к Иоанну Петровичу с сыновним и почтением, и любовью, как к отцу, они, если можно так выразиться, благоговели пред ним; считали для себя счастьем, когда, бывало, Иоанн Петрович навестит их дома.
Нечего говорить об том, что они слушались Иоанна Петровича как дорогого своего наставника, ибо они видели в нём бессребреника, богомольца, добровольно отдавшегося на служение Богу и меньшей братии Христа, видели в Иоанне Петровиче нравственную силу, всегда проявляющуюся в нем в глубоком христианском смирении, самоотвержении — чтили его за это.
В самом деле: в аскетизме в истинно христианском смысле есть акт добровольного страдания, — крест тяжёлых испытаний и самобичевания, но он несравненно тяжелее в мире, среди волнующихся страстей и искушений, — этот дар, данный Богом, Иоанн Петрович возгрел в себе, не зарыл в землю.
Эти драгоценные качества в Иоанне Петровиче и служили связью глубокой любви и уважения между им и крестьянами не только местного села, но и соседних, и поэтому всякое слово Иоанна Петровича крестьяне считали для себя законом, не исполнить которого они не могли потому одному, что так сказал „батюшка Иоанн Петрович, а сделать иначе, значило бы оскорбить Иоанна Петровича".
Покойный Иоанн Петрович отличался начитанностью, редким знанием священного Писания и святоотеческих творений. Беседы Иоанна Петровича с образованными людьми, бывавшими частью даже из Петербурга, например у Обуховых, Геркеных, удивляли многих из них глубиною мысли и ясностью доказательству, а догматические вопросы, решаемые им, положительно изумляли вопрошающих лиц с академическим образованием.
Редко выпадает на долю сельского пастыря где-либо в глуши такая любовь и уважение, каким пользовался до конца своей долгой жизни достопочтенный старец Иоанн ПетровичПаленин. С прихожанами своими Иоанн Петрович вёл беседу самую задушевную и безыскуственную. Так, например, несчастие народа, постигшее голодовкой, сильно печалило любящее и всегда отзывчивое на народные нужды его сердце.
Поэтому поводу не раз он говорил с прихожанами, — обыкновенно он, спрашивал их: знаете ли вы историю Ветхого Завета? И сам же отвечал: знаете, потому что все почти грамотные.
Проследите эту историю, и вы увидите, то Господь наказывал народ при патриархе Иосифе, при царе Давиде, при пророке Илии, при царе Іоасе, сыне Охозии за 850 лет до Рождества Христово. To зной солнечный выжигал всё на полях, то несметные полчища саранчи поедали хлеб, растения и деревья, оставляя лишь голую землю или остовы деревьев.
Для чего же Господь посылал голод? В наказание за грехи народа, чтобы в нём пробудить сознание, что нельзя безнаказанно оскорблять Бога беззакониями, а сколько этих беззаконий у нас? Сознайте свое ничтожество, раскайтесь во грехах, поверьте, что Господь вознаградит с троицею избытком хлеба и овощей, как тоже было и в Ветхом Завете.
Например, Иоанн Петрович сколько лет до нынешнего голода говорил многим, особенно прихожанам своим, что Господь накажет русский народ за цареубийство какою -нибудь казнью. Нынешней голод и болезни среди народа подтвердили, как бы пророческие слова Иоанна Петровича.
Иоанн Петрович спал всегда на голых досках, а в головы клал полено, при чем всегда говорил так: вредно мне спать на мягком, много сплю, а проще-то лучше.
Строго- подвижническую жизнь сталь вести Иоанн Петрович с давнего времени, около 40 лет тому назад, именно в то время, когда у него была большая семья, а она не была еще пристроена. Никогда не имея одной копейки в доме, жена и дети терпели страшную нужду. Все, что давали за требы, Иоанн Петрович или не брал, или брал, да тут же и отдавал бедным. Покойная жена его часто со слезами просила мужа своего съездить в деревню и собрать с прихожан ругу; Иоанн Петрович жил в то время в селе Макулове Свияжского уезда, где есть несколько деревень в приходе.
Иоанн Петрович, бывало, послушается жены— поедет, или скорее пойдёт пешком, но хлеба с собой никогда не привозил. Или ему вовсе его не отдавали, или прощал, или просто раздавал неимущим. Жена сильно скорбела о детях; были из них уже невесты, а средств никаких. Покойный Иоанн Петрович в утешение жены всегда говорил ей так: «нам не велено много заботиться о земном; будет время, когда дети, по определению Божию, будут пристроены и Господь сделает так, как мы того не ожидаем и предвидеть не можем".
Действительно, все дети у Иоанна Петровича были пристроены счастливо и он, дожив до глубокой старости, увидал и нередко держал на своих собственных руках внуков и правнуков.
В семействе Иоанна Петровича было четыре дочери, из которых одна за протоиереем города Свияжска Иоанном Благовещенским, две за священниками и одна за светским; два сына, один священником, а другой был чиновником, сейчас в отставке. При выдаче в замужество дочерей своих, Иоанн Петрович ничего не имел, как и всегда, но Господь невидимо посылал ему; находились добрые, сострадательные люди, которые и помогли, чем могли.
Бывало, после венца Иоанн Петрович благословит новобрачных и скроется где-нибудь в уединённом месте, подальше от брачного пира и простоит всю ночь в молитве.
Иоанн Петрович в долгие годы своего пастырского служения на поприще скромного сельского пастыря, до последних дней своей жизни, был духовником в своём благочинническом округе у своего духовенства, по выбору сего последнего. Обязанность эту, возложенную на него духовенством, Иоанн Петрович всегда исправлял в высшей степени исправно и неопустительно.
В положенное время для исповеди духовенства, он пешком отправлялся из одного села до другого. Никакие просьбы не могли заставить Иоанна Петровича воспользоваться лошадью и доехать до известного места например вёрст за 7-10; он любил ходить пешком и этого пешехождения он не оставлял до последних дней своей жизни, а легко ли 80 летнему старцу было обходить в зимнее время, в страшный холод, или в летнее время, в нестерпимый зной хилый благочиннический округ?
Некоторые священники, как говорится, насильно, против воли Иоанна Петровича, давали ему, или сказать лучше, прямо клали в карман 50 копеек, или рубль, но Иоанн Петрович тот же час, по выходе из дома, отдавал эти деньги первому попавшемуся на встречу бедняку. Во время своих путешествий Иоанн Петрович весьма часто снимал с себя верхнюю одежду и отдавал просящему бедняку.
Как Господь Бог хранил Иоанна Петровича во время зимних вьюг и непогоды, ведомо только одному Богу же. Удивительно то, что Иоанн Петрович, отправляясь в дальние путешествия на богомолье, или по своей надобности в Казань, ходил всегда один, — он не любил в этих случаях товарищества. Пишущему эти строки однажды совершенно случайно довелось встретить Иоанна Петровича в знойное, жаркое летнее время идущего в город Казань близ куртина с котомкой за плечами, всего запылённого, горбленного и видимо чрезвычайно утомлённого.
На вопрос: куда идете дедушка? Из Раифской пустыни сейчас иду на городское кладбище, отвечал Иоанн Петрович, помолиться за своих родных. — Вы устали, говорю я, садитесь довезу, я туда же. — Нет, я дойду, а там и отдохну; так и не сел, как не упрашивал его. Как мог такой старец сделать тридцативерстный путь из Раифской пустыни, решительно не понятно и удивительно.
Вот она, сила Божия, проявляется в какой немощи— невольно скажешь.
Весьма понятно, что духовенство любило Иоанна Петровича искреннею, сыновнею любовью и уважало как редкого, опытного и строгого своего духовника. И редкий из духовенства не был у Иоанна Петровича в его убогой келье, чтобы испросить мудрого его совета, или найти утешение в скорби,— а кто из духовенства не видал и сейчас не видит скорбных дней?
Ободрить, утешить, поднять упадающий дух у человека, постигнутого несчастием, Иоанн Петрович умел. Все от него уходили успокоенные; горе облегчалось, бодрость духа снова восстанавливалась. Ласковое, проникнутое глубокой любовью обращение со всеми, сердечное участие горю, или семейному несчастно, естественно давало ободряющее и воодушевляющее впечатление. А кому неизвестно, что участие в горе всякого постороннего человека, а особенно такого, каков был Иоанн Петрович, целебно, как драгоценный, живительный бальзам.
Высоконравственная личность Иоанна Петровича, в особенности как духовного отца, имела плодотворное влияние на все духовенство, так как он, в силу своей обязанности— духовника, встречался с каждым лицам отдельно по нескольку раз и— стало быть— знал каждого человека, знал душу его и путем строгого образа жизни, подавал пример духовенству собой и таким образом неотразимо влиял на нравственную силу и деятельность духовенства среди народа, подчас грубого и невежественного.
Достаточно сказать, что среди духовенства того благочиннического округа, в котором был духовником Иоанн Петрович, не было кляуз между духовенством и между прихожанами. Да, Иоанна Петровича любили и уважали его духовные дети, но он этого не замечал; всё окружающее, внешнее, его не льстило, поэтому он и не искал почета и не заискивал.
Он был сосредоточен на одной мысли: облегчить страждущее человечество, прикрыть нищету и утереть слезы истинного сиротства. Иоанна Петровича занимала и озабочивала не менее того и молитва, на которую он употреблял ночное время, когда полное уединение и тишина глубокой ночи способствовали молитвенному его настроению. Смирение Иоанна Петровича и не искательность были известны всем.
Укажу на один факт. Покойный, незабвенный Высокопреосвященнейший Антоний, знал лично Иоанна Петровича, потому что часто встречал его у Екатерины Васильевны Обуховой в деревне Кураловой, ободрял его в подвижничестве, даже удивлялся строгой жизни Иоанна Петровича, какую вел он,— наградил его набедренником, но об этом распоряжении не было известно Иоанну Петровичу, а быть может и известно было, но он не постарался приобрести свидетельства на право ношения набедренника. Через 10 лет его снова наградили тем же набедренником.
На людей, с разными общественными рангами, Иоанн Петрович смотрел совершенно одинаково; для него все были равны. Он одинаково быль строг, когда это требовалось, или ласков. Он всегда говорил правду прямо, не стесняясь. Взгляды свои на тот или другой предмет, Иоанн Петрович никогда не изменял, не позволял их согласовать особенно с обстоятельствами духа времени.
Строго осуждал несоблюдение постов. Иоанн Петрович всегда говорил, что постная пища полезнее для человека в гигиеническом отношении, нежели скоромная, которая есть лишь прихоть избалованного вкуса; между тем посты установлены святой церковью с целью нравственно-воспитательной, а ослушаться церкви значить явно грешить.
Иоанн Петрович Паленин родился в 1804 году от родителей священника Петра Петровича и Марьи Степановны.
Родина его — село Оточево Ядринского уезда. Отец Иоанна Петровича Петр Петрович, после Пугачёвского бунта, во время которого многие причты в чувашских приходах, в том числе и в селе Оточеве, были перевешаны, из села Кондарати Симбирской Епархии был переведен в село Оточево, так как в то время Симбирская епархия соединялась с Казанской.
В ранних летах лишившись отца, Иоанн Петрович, старушкой матерью своею, оставшеюся с шестерыми сиротами, с своим старшим братом Афанасием, в последствии времени бывшим благочинными священником в том же селе Оточеве, 7 лет быль представлен в бывшую Казанскую академию, где и была ему дана фамилия Паленин.
Плохо давалась покойному грамота, как он сам рассказывал, особенно латинский и греческий языки. Товарищем по учению с самых малых лет Иоанна Петровича быль его близкий родственник, Виктор Петрович Вишневский, недавно умерший протоиерей Казанского кафедрального собора.
Виктор Петрович Вишневский, также оставшийся сиротой после своих родителей, с ранних лет, вместе с Иоанном Петровичем, был отдан учиться к одной вдове, жене сельского дьячка, у которой они оба и учились азбуке, часослову и псалтири. Товарищу все легко давалось, говорил покойный Иоанн Петрович, а мне туго. Но благодаря руководству старшого брата Афанасия, Иоанн Петрович успешно кончил классы училища и перешел в академию, преобразованную потом в семинарию.
Доучившись до философского класса, в 16 лет поступил первоначально в хор семинарских певчих и пел басом при ректоре Феофане, любителе и знатоке церковного пения. Сам архимандрит Феофан раньше был регентом при митрополите Московском Платоне. Поэтому он быль строгим регентом и любителам певческих голосов. Вскоре затем Иоанн Петрович поступил в хор архиерейских певчих, так как обладал сильным басом.
Рассказывая про певчих того времен и пении, Иоанн Петрович говорил, что в его время в архиерейском хоре певчих было не менее 40 человек; одних басов было более 10 человек и большею частью диаконы местных градских церквей, которые, по отправлении своих служб в церквах, обязаны были явиться к архиерейскому богослужению. Покойный Иоанн Петрович вспоминал и особенно отличал сильные голоса у диаконов Знаменского и Воздвиженского.
Пели в то время громко, особенно доставалось певчим на актах местного Университета, где архиерейские певчие вместе с духовой музыкой, бубнами и барабанами, должны были исполнять известную духовную песню так, чтобы, как говорится, не ударить себя в грязь лицом.
Иоанн Петрович, будучи певчим, не окончил полного семинарского курса, а вышел из философского класса, намереваясь поступить во диакона к Покровской города Казани церкви, так как это место ему было обещано Преосвященным Амвросием, но исполниться этому не довелось, потому что Амвросий был переведен из Казани в Тверь, а на его место поступил Преосвященный Иона.
Покойный Иоанн Петрович нередко говорил про Преосвященного Амвросия, о его проповедническом таланте. Мы певчие, бывало, знали, будет ли Преосвященный в известный праздник говорить проповедь, потому что накануне того он всегда сам вставал на клирос вместе с певчими и стоял всю всенощную, требуя читать громко и внятно. На другой день во время литургии непременно говорил проповедь, ноток, что, говорил Иоанн Петрович, потом во всю свою жизнь не слыхивал такого проповедника. Во время проповеди, Преосвященный воодушевлялся и речь его ясная, отчетливая и громкая лилась рекой. Амвросий был человек очень добрый, но вспыльчивый, впрочем, ненадолго.
Иоанн Петрович был рукоположен в диакона Преосвященным Ионой к Димитриевской церкви в Ягодную слободу.
Приход этот был один из многочисленных по числу душ, потому что Пороховой завод не имел в то время своей церкви и поэтому он причислялся к Ягодной слободе. Причт был двух лирный— 2 священника, диакон и два дьячка. Треб так было много, что двухклирный причт едва мог все их поправлять; например, крестин было до 700 в год, браков до 400.
С особенным уважением вспоминал покойный Иоанн Петрович бывшего при нем священника Алексея Сергеевича Флоренсова, кончившего курс магистрантом в Московской духовной академии и определённого в Ягодную слободу. Его очень любили прихожане и особенно любили слушать его в домашней, частной беседе. Владея даром красноречия и недюжинным умом, Флоренсов производил на слушателей глубокое впечатление. Поэтому именитые прихожане весьма часто зазывали его к себе побеседовать и здесь в кругу своей семьи заслушивались своего пастыря-оратора. Да и было чего послушать, говорил Иоанн Петрович: каждое слово печатай.
В Ягодной слободе Иоанн Петрович прослужил 6 лет при нем было открыто там училище, в котором первым учителем был он сам, будучи еще диаконом; тут же при училище он и жил.
Ягодинское училище недавно праздновало свое пятидесятилетие со дня открытия, но оно не вспомнило своего первого учителя диакона Паленина. В это время Иоанн Петрович еще жив был, но совершенно не знал об этом торжестве.
Этого мало: училищная служба Иоанна Петровича вовсе не значилась в его послужном списке, тогда как штраф в 5 рублей за повенчанные Ягодинским причтом православного на раскольнице, без соблюдения формальностей, в графе о подсудности в мировой ведомости Иоанна Петровича значился во всю жизнь.
И это вполне относится к смирению Иоанна Петровича. Покойный Иоанн Петрович весьма часто вспоминал о своей жизни Ягодинским приходе.
Так как он быль человек в высшей степени общительный, то и вел обширное знакомство как со служащими на Пороховом заводе офицерами, которых в то время было 25 человек, так и с знатными своими прихожанами, которые очень любили Иоанна Петровича. Было чего послушать, говаривал часто покойный Иоанн Петрович, от этих офицеров, потому что все они были служаками 12 года, и все участвовали в военных действиях против французских войск.
Иоанн Петрович, помимо своих приходских обязанностей, занимал еще кондиции у своих богатых, в то время миллионеров, купцов Коптеловых.
Насколько эти купцы были добры к Иоанну Петровичу и доверчивы: они давали ему ключи от своих кладовых с деньгами и дозволяли ему брать денег сколько ему нужно было. И была же в то время простота! Деньги хранились в подвалах, в мешках и деревянных корытах. Торговые дела велись на честное слово, которое было выше всяких нынешних контрактов и векселей.
Иоанн Петрович быль рукоположен во священника в 1835 году января 27 дня в село Юматово Свияжского уезда к Преображенской церкви по просьбе помещика того села, Петра Феодоровича Геркена, или лучше сказать жены его, уважавшей Иоанна Петровича, когда он был еще диаконом в Ягодинским приходе.
В Чувашии появится еще один горнолыжный спуск?
Проект благоустройства Государевой горы в Марпосаде прошел экспертизу
В Мариинском Посаде с 1 апреля отключили горячую воду. И это не шутка
Пенсионер из Марпосадского района хранил дома более 2 тысяч патронов
В Новочебоксарске обновят асфальт на ул. Винокурова (от Парковой до Советской)
Жители Чувашии с каждым годом все реже пользуются общественным транспортом
Для стадиона «Волга» закупили почти всё оборудование, остается только получить лицензию
Кинозал «Сеспель» показал новое чувашское кино
82-летнего чебоксарца подозревают в том, что он забил до смерти собственного сына
Продам - дом, д. Кокшамары (Заволжье), Первомайская
Продам - двухкомнатную квартиру, Кадыкова, 30 (Жилой дом, 9 эт)
Продам - помещение под торговлю и склад, г. Шумерля (Шумерлинский район), Интернационал
Продам - трехкомнатную квартиру, Маршака, 12-1 (Жилой дом, 5 эт)
Apr 3 2020, 20:24 
