Художник недели: Маревна ARTinvestment.RU 24 июня 2013
Прошедшее полугодие на арт-рынке было на редкость богатым на события для русских художников, а особенно для представителей Парижской школы.
В последние годы происходит процесс, равного по значимости которому, пожалуй, не было в истории искусства, — на родину возвращаются имена и творчество художников Парижской школы — выходцев из Российской империи. Мощный импульс взлету зрительского внимания к Парижской школе как блестящему явлению мировой культуры дала выставка 2011 года в ГМИИ имени А. С. Пушкина. И сегодня интерес к этим художникам продолжает расти, выходят книги, издаются их воспоминания, и многие из тех, чьи имена в мемуарах, скажем, Ильи Эренбурга или Максимилиана Волошина или в стихах Маяковского для нас еще совсем недавно принадлежали другому времени и иной стране, сегодня обретают живые краски и по праву занимают свое место в русской культуре.
Именно к таким именам относится и имя Марии Брониславовны Воробьёвой-Стебельской — Маревны, как ее окрестил М. Горький в далеком 1911 году.
В 1950–70-е годы Маревна написала три книги мемуаров, цитаты из которых (правда, редко сопровождаемые именем автора) можно встретить во множестве разноязыких публикаций о Парижской школе. После выхода в свет в 1974 году книги «Моя жизнь с художниками “Улья”» женевский музей современного искусства Пти Пале выкупил большую часть творческого наследия Маревны. А 2004 году, когда книга «Моя жизнь с художниками “Улья”» была издана на русском языке, Государственная Третьяковская галерея устроила первую персональную выставку художницы в России. Творчество Маревны только начинает набирать популярность, но можно уверенно предположить, что всеобщее признание не заставит себя долго ждать.
Мария Воробьева-Стебельская родилась 14 февраля 1892 года в Чебоксарах, в Чувашии. Ее мать — актриса Мария Розанович (в замужестве Воробьёва) довольно рано устранилась от участия в жизни девочки, и с двухлетнего возраста Мария воспитывалась отцом, выходцем из польской аристократической семьи Брониславом Викентьевичем Стебельским.
Отец, «служивший по лесному ведомству», как мог, поддерживал рано проявившиеся творческие способности дочери; после переезда по службе на Кавказ, в Тифлис, он в 1907 году отдал ее учиться в местную школу искусств, которую она посещала год. Окончив школу, по воле отца юная художница отправилась в Москву «изучать искусство».
В 1910 году она поступила в Строгановское училище, где, к слову, свела знакомство с О. Цадкиным. Однако учеба в Москве вышла недолгой: сырой холодный климат сказался на здоровье художницы, и в 1911 году отец отправил ее в Рим, а затем на остров Капри.
На Капри Мария провела полгода в колонии русских писателей и художников, познакомилась с Максимом Горьким и даже собиралась было выйти замуж за пасынка Горького Юрия, но всё же решила продолжать учиться и отправилась в Париж. Однако именно недолгой жизни на Капри она обязана именем, известным куда более того, что было дано ей от рождения. По воспоминаниям художницы, Горький предложил ей подписывать картины «Маревна»: «Ни у кого никогда не будет такого имени, — сказал он, — гордись и оправдай его».
Осенью 1912 года двадцатилетняя Маревна наконец прибыла в Париж.
Почему «наконец»? Да потому, что в начале ХХ века Париж был конечной целью, Меккой почти всех молодых художников, мечтающих о полной независимости жизни и свободе творчества. Место, куда они стремились из своих родных стран и городов, если дома им вдруг удавалось ощутить дух свободы, нового искусства, — ведь только в Париже можно было окунуться в него в полной мере.
В первое время в Париже Маревна жила в квартире своих знакомых с Капри, потом снимала студию на улице Мешен. Она записалась в Русскую Академию (с 1912-го — Свободная русская академия, учебное заведение, открытое художницей Марией Васильевой в 1910 году), а также в Академию Филиппо Коларосси.
В круг Монмартра, а затем и Монпарнаса ее ввел скульптор Сергей Булаковский, член Русской Академии.
«Хотите посмотреть на гениев в их улье?» — спросил он однажды. На вечеринке в «Улье» Маревна познакомилась с Х. Сутиным, М. Кикоиным, П. Кременем — «тремя еврейскими парнями, всегда державшимися вместе», с другими его обитателями и быстро стала частью компании, перемещаясь из «Улья» в «Ротонду» вместе со всеми.
«Она... попала в “Ротонду” девчонкой, — писал Илья Эренбург, — выглядела экзотично, но была наивной, требовала правды, прямоты, честности… Любила пестро одеваться, обладала звонким голосом».
В «Ротонде» Маревна общалась со всеми «сливками» Монпарнаса — Леже, Браком, Пикассо, Сутиным, Кременем, Кикоиным, Риверой, Грисом, Пикабиа, Матиссом, Модильяни, Максом Жакобом, Кислингом, Аполлинером, Волошиным, Цадкиным ,Ларионовым и Гончаровой, М. Васильевой и др. — и уж точно не жаловалась на отсутствие внимания со стороны местной публики: Волошин и Эренбург посвящали ей стихи, Б. Савинков и О. Цадкин признавались в любви, Модильяни написал ее портрет, она приятельствовала с П. Пикассо, а с Сутиным ее вообще в дальнейшем связала многолетняя крепкая и близкая дружба, которой в своей книге воспоминаний Маревна отвела целую главу «Сутин: признание». Горький оказался провидцем, разглядев в юной Марии черты сказочной Марьи-Маревны, Прекрасной Королевны.
Так, в постижении художественного ремесла днем и в общении с гениями вечерами прошло два года. (К слову, занятия искусством не проходили даром, в 1912 году работы Маревны были представлены в салоне Тюильри, в 1913-м она приняла участие в салоне Независимых.)
Все изменилось с началом войны.
В 1914 году художественная жизнь Парижа замерла, картины никто не покупал, и если в первое время художникам помогало государство, то в дальнейшем, с осложнением военно-политической обстановки и затягиванием военного положения в стране, Франция была в состоянии поддерживать только вдов и сирот. «Ротонда» почти опустела, остались те немногие, у кого были деньги, а в основном художники были вынуждены выживать, кто как мог: кто-то ушел на фронт, как Кислинг, кто-то, как Аполлинер, — в военные корреспонденты, Эренбург в некоторое время ночами работал грузчиком на рынке. Те, кто не надел погоны или кому не повезло с работой, выживали за счет немногочисленных меценатов, готовых платить деньги за искусство даже в этот сложный период.
Для Маревны это была семья Цетлин, к которым она попала благодаря покровительству М. Волошина. Вскоре, однако, появились и другие ценители и покупатели ее картин: маршан Л. Розенберг, коллекционер Густав Кан, комиссар полиции Л. Замарон.
Помогали выжить и так называемые «русские столовые», где любой бесплатно или за очень скромную плату мог получить порцию супа и кусок хлеба. Сейчас больше известно в этом смысле заведение Марии Васильевой, где устраивали также и вечера, и даже светские приемы, однако в Париже было и еще одно место, где можно было найти еду, — столовая Дилевского, бывшего морского офицера, получившего ранение во время революции и эмигрировавшего во Францию.
Заведение бывшей натурщицы Розали Тобия — молочная лавка, вечерами преображавшаяся в кабачок, — сыграла важную роль в жизни художницы. Здесь она встречала знакомого со времен «Ротонды» Диего Риверу.
Общение перетекло в дружбу, и с 1915 года Маревна стала частой гостьей его мастерской, где в компании Модильяни, Сутина, Пикассо, Кокто, Матисса, Ларионова с Гончаровой и Хуана Гриса шли долгие беседы о кубизме, конструктивизме и искусстве в целом.
Маревна вспоминала, что для того, чтобы понять ход мыслей Сезанна (которого считали родителем кубизма), Ривера рисовал на доске композиционные схемы, которые они потом разбирали всей компанией. Под сильнейшим впечатлением от всего увиденного и услышанного в мастерской Риверы Маревна в 1915 году всерьез увлеклась кубизмом, еще в 1920-х делала стилистически чистые вещи, и даже позже, когда ее интересы расширились и технические приемы стали богаче и разнообразнее, она продолжала придерживаться четко выстроенной схемы композиции.
Вскоре дружба с Риверой переросла в его «любовь» и ее «интерес» — во всяком случае, в своих мемуарах Маревна именно этими словами определила чувства, связавшие их; в 1919 году у них родилась дочь Марика. Однако совместная жизнь не продлилась долго: во-первых, этому противилась жена Риверы, русская художницаАнгелина Белова, во-вторых, в 1921 году семейные дела потребовали от него возвращения в Мексику. Он расстался с Беловой, но и к Маревне и Марике больше не вернулся.
И вновь ей нужно было выживать, но уже не одной, а с маленьким ребенком на руках; нужно было дешевое жилье, нужны были деньги, нужно было воспитывать и развивать Марику и дать ей образование. В конце концов, нужно было постоянно быть дома. После смерти отца были утрачены и все родственные связи.
Маревна занялась декоративно-прикладным искусством: она плела пояса и шали с этническими (грузинскими) узорами, ткала. Неожиданно эти ее работы стали пользоваться довольно большим и устойчивым успехом. Она сотрудничала с модным домом «Ирфэ», созданным княгиней Юсуповой, делала эскизы для модного дома Поля Пуаре.
В 1925 году ее работы участвовали в Международной выставке декоративных искусств в Париже.
Она не оставила и занятий живописью. Однако прикладные техники, в которых она интенсивно работала последние годы, наложили свой отпечаток на ее художественный язык, можно даже сказать, изменили его. За декоративность и тщательность выполнения ее работы 1920–30-х годов сравнивают с рукоделием: кубистические композиционные схемы своих картин она заполняла бесчисленными точечными мазками краски, используя приемы пуантилизма.
Такая экзотическая смесь стилей становится визитной карточкой художницы, и этот свой уникальный художественный язык она оттачивает до максимальной степени мастерства, добиваясь в работах четкой, выраженной структурности композиции, прозрачности красочного слоя и изумительно тонких и сложных оттенков и полутонов.
В середине 1920-х годов Маревна часто показывала свои работы на выставках русских художников в Лондоне и Париже.
В 1929 году прошла первая персональная выставка в галерее Г. Канна, а в 1936-м в своей галерее большую персональную выставку Маревны организовал ее друг со времен «Улья» Л. Зборовский.
В 1948 году она вместе с дочерью переехала в Англию, работала над мемуарами, в 1955-м поселилась в Лондоне.
В 1960–70-е были написаны, пожалуй, самые известные сегодня полотна Маревны — крупноформатные портреты-посвящения своим друзьям, художникам с Монпарнаса, и Дягилеву, которым она восхищалась с юности; к тому же периоду относятся и многочисленные картины-воспоминания о пережитом в Париже в 1910–20-х годах.
1970–80-е в жизни Маревны отмечены в основном многочисленными персональными и групповыми выставками в Европе и Америке.
Крупная экспозиция «Женщины — художницы Парижской школы» прошла в 1975-м в Женеве.
Умерла Маревна в Лондоне 4 мая 1984 года, оставив после себя несколько сотен картин и три книги воспоминаний.
Маревну часто обвиняют в том, что искусство ее несколько механистично, однообразно (одни и те же сюжеты, раз и навсегда усвоенные приемы, композиционные схемы), однако оно полностью укладывается в рамки так называемого «женского искусства».
Перечень тем и жанров художниц был ограничен кругом их бытовых обязанностей, поэтому они по большей части писали то, что знали и чувствовали лучше всего, — мир женщин, детей, обращались к теме материнства. И не удивительно, что большая часть их работ — портреты, ню, натюрморты (в основном цветочные), пейзажи (виды из окна). И творчество Маревны только подтверждает эту закономерность.
Несмотря на то, что в отличие от многих других представителей Парижской школы она не совершила никаких особо революционных открытий в искусстве, Маревна выработала свой узнаваемый стиль, ее картины (и портреты, и пейзажи) отличаются психологизмом, индивидуальным подходом и производят впечатление ярких, несмотря на всю свою схематичность и приглушенность цветовой гаммы.
Сегодня с успехом проходят выставки Маревны, ее работы находятся в крупнейших музеях мира. Присутствуют они и в каталогах аукционов.
На сегодняшний день AI располагает информацией более чем о 250 ее работах, продававшихся на аукционах России и мира в последние десятилетия. В основном это живопись и графика.
Стоит отметить, что искусство ее медленно, но неуклонно растет в цене, особенным успехом пользуются полотна 1930-х и 1970-х годов. Последний пик роста относится к 2009–2010 годам, когда ее холсты стали стоить не десятки, а сотни тысяч долларов.
Отметим, что рекордные цены на произведения Маревны не принадлежат одной локальной площадке, например Нью-Йорку или Парижу, но зафиксированы и в Европе, и в Америке, и в России.
Так, рекордная цена в 266 966 евро за ее работу «Лежащая обнаженная» (1930) была заплачена в Париже в 2009 году,
второе место в списке самых дорогих работ принадлежит полотну «Танец хасидов на празднике Хануки» (1970), проданному в 2006 году в Нью-Йорке за 228 000 долларов,
на третьем месте — картина «Семья» (1972), которая 4 апреля нынешнего года ушла с торгов дома «Совком» в Москве за 4 800 000 рублей и попала с этим результатом в десятку лучших российских аукционных результатов в I полугодии 2013 года.
Так что можно надеяться, что во втором полугодии тенденция эта продолжится.
Мария Кузнецова, AI
Источники: 1. newtimes.ru. 2. artinvestment.ru. 3. Маревна. Моя жизни с художниками «Улья». М.: Искусство XXI век, 2004. 4. Парижская школа. Каталог выставки. М.: Сканрус, 2011. 5. И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. М.: Вагриус, 2006.
202. Маревна (М.Б.Воробьева-Стебельская) Франция,5 февраля 1950
Дорогой Илья, давно собираюсь тебе написать о том, что у Марики родился мальчик — ему сейчас 7 месяцев и его назвали Илья, надеемся, что это имя ему принесет счастье. Вспоминаем о тебе очень часто, и жалею, что не видела тебя в Париже. Я работаю — готовлю выставку в Париже — к весне. Быть может, ты сможешь приехать еще. Сделала голову Diego и Максима из глины и написала книгу. Надеюсь, что в скором времени выйдут Воспоминания о детстве и той эпохе, когда мы все жили на Монпарнасе. Марика и Rodney тебе шлют свой привет, а я тебя целую и Любови и Мышку от всего сердца. Пиши несколько строк. Маревна.
Aug 27 2016, 09:47 
