Книжные новости

[• Ешка]

враг

Солнце печет, как в детстве, мама почти что Бог, счастья письмо в конверте, пёс с лишаём – Дружок. Только вот в прошлом детство, глупый, наивный вздор… Бью во врага не целясь – просто стою в упор, просто иначе – хуже, это – закон Войны, просто я тут не нужен, в сердце своей страны, мне лишь казалось трудным плавно нажать курок – очередной ублюдок тихо лежит у ног.

Солнце печет, как в детстве, даже смешно, что так… В мокром от слез конверте – смерти гнилой оскал. Это же все мне снится, глупый, наивный вздор, дом пахнет спелой вишней, в кружках горчит кагор. Пули прошли навылет, кровь не идет из ран. Я невредим. Я выжил. Это же правда, мам..?

© Copyright: Юта Кнабенгоф

[• Ешка]

забегай

Он больше никогда не позвонит,
Как ни сиди, уставившись на трубку,
Лишь дождь на стеклах старенькой маршрутки,
И в горле так предательски щемит.

Мне очень интересно, как он там,
Но знаю, что уж точно все в порядке,
В его квартире свет играет в прятки
На шторах и поверхностях зеркал.

Он сам наверняка меня поймет,
И дальше вспоминать уже не станет,
Есть вещи, что "ни разу не исправить",
И люди, что "ни разу не вернуть".

Их ни присвоить, ни остановить,
Они пройдут навылет, словно пули...

Я рада, что ты был в моем июле.

Ты забегай, на чай и покурить.

© Copyright: Юта Кнабенгоф

[• Ешка]

с благодарностью, Сент-Экзюпери

Лис устал ждать чужих никогда не взрослеющих принцев, он открыл магазин, там торгуют вином и корицей, лис читает стихи, он объездил, наверно, полмира… И уже ничего, не зовет, не болит - отпустило. Да, из всех горожан Лис, пожалуй, достойнейший житель, с ним любая красотка мечтала бы жить – или выпить. Наш Лис знает секрет, и поэтому самый везучий – его больше НИ-КТО, НИ-КОГ-ДА, НИ ЗА ЧТО не приручит.

© Copyright: Юта Кнабенгоф

[• Ешка]

Движется время...


Валентина Коркина


Движется время
И ниткой с катушки шуршит,
Вденешь в иголку
И шьёшь себе платье, пальто ли:
Душу прикрыть от ветров и дождей –
От обид,
Глупых и страшных потерь,
От прилипчивой боли.

С жалким усердьем
Корпишь над работой своей,
Тщетно стежками
Мелодию трудную тянешь:
Нет, не склоняется жизнь
Перед волей ничьей,
Не изощряйся напрасно:
Её не обманешь.

Платье, пальто ли
От носки протрутся до дыр,
Жизнь обласкает
Грозою своих целований.
Так по земле и пойдёшь -
Изнемогший, как Лир,
Ветошью бедное сердце прикрыв
От страданий.

Что ж, содрогаясь от молний
С разверстых небес,
Светлою плача слезой, -
Осенённый догадкой, -
Ветру и ливню
Шагаешь ты наперерез,
"Больно, да сладко, - твердишь себе, -
Больно... Да сладко!»

[• Ешка]

ТЫ ВЕРЬ!


Валентина Коркина


Устанешь вдруг. Сомнут заботы.
Ко лбу потянется рука…
Ты верь: идёт на помощь кто-то,
Ещё не видимый пока.

Уйдёт любовь. Ты рухнешь с лёта.
Забьётся жилка у виска…
Ты верь: спешит навстречу кто-то,
Ещё не узнанный пока.

Ославят. Просто так. С зевотой.
По праву злого языка…
Ты верь: «Держись!» – попросит кто-то,
Ещё не слышимый пока.

Обманет друг. За поворотом
Растает тень его, легка…
Ты верь: протянет руку кто-то,
Не осязаемый пока.

Что б ни случилось – есть ворота.
За ними – небо, лес, река…
И есть – ты верь! – на свете кто-то,
Кто для тебя – никто пока.

[• Ешка]

Янтарная песенка


Хелена Фисои


В янтарный проём между летом и пледом,
Ромашковым полем, зимой пышнотелой
Идём, тащим воз всякой всячины следом –
Того, что поспело, того, что пропелось.
А рядом – моря и созвездий пучины,
Сизифа уставшего ждущие камни,
Тащить что-то следом нет, в общем, причины –
Останется память, одна только память…
Но тащим… Таращимся влево и вправо,
Колючкой цепляемся к прошлому лету.
Но всё, что останется – правда, лишь правда…
Где правда – не нужно ни солнца, ни света.
Под лунною лампой змеится дорога…
Впервые живём, первый раз умирать нам…
И всё, что мы встретим – изранит нам ноги,
А всё, что полюбим – нам сердце изранит.

[• Aletta]

Завтра может и не быть...

Не побелеет прошлогодний снег
И не взойдёт увядшая трава.
Не возвратить, увы, ушедших всех,
И не вернуть напрасные слова…

Не отыскать остывшей теплоты
У тех сердец, что охладели вдруг…
Не воскресить разбитые мечты.
И преданным не станет бывший друг.

А «завтра» не наступит для того,
Чтоб были силы что-то изменить.
Сегодня и сейчас важней всего
Учиться каждый миг душой ценить…

Учиться находить слова для тех,
Кто нам дороже собственных обид.
Сегодня не заметим детский смех,
А завтра детство сына улетит…

Он вырастет, и тоже будет ждать
Таинственное «завтра» день за днём…
А после дни из прошлого листать,
Которые обратно не вернём…

А нужно научить не «завтра» ждать,
А действовать сегодня и сейчас.
И самоедством душу не терзать,
А замечать чужую радость глаз.

И чувствовать сегодня боль других,
До завтра их беду не отложив…
И замечать сиянье звёзд ночных…
Ценить того, кто с нами терпелив.

И Бога не забыть благодарить
За каждый нам подаренный рассвет.
А завтра… «завтра» может и не быть…
А где "вчера"? Его сегодня нет…

Ирина Самарина-Лабиринт

[• Ешка]

собачье


Светоносова


Январская стужа ножом обрезает подстывшие чувства. А то, что осталось, мы кутаем теплым пушистым шарфом. Мороз подгоняет, преследуя звуками снежного хруста и лижет озябшие щеки холодным своим языком.
А возле большого сугроба, того, что у дома напротив, свернувшись калачиком рыжим и носом прижавшись к хвосту, лежит одиноко собака, кусочек оторванной плоти, заброшенный чьей-то рукою в обыденную суету...
Всю ночь шаловливая вьюга шерстинки ей пудрила снегом. А утром проспавшийся дворник лопатой едва не задел. Окликнув приветливо, кинул кусок завалящего хлеба. Собаке бездомной отрада: хоть кто-то ее пожалел...
А люди спешат на работу. Косятся, обходят несмело. Замерзшие черствые души на теплые чувства скупы. У них ведь людские заботы, и нет никому из них дела до этой несчастной дворняги, до горькой собачьей судьбы...

Дремала собака в сугробе, подобие совести нашей, что дремлет, от холода пряча неловкое тело свое. И снилась ей теплая будка, и миска наваристой каши...
и ласковый бывший хозяин, еще не предавший ее...

[• Ешка]

забей


Светоносова


забей!
когда в тебя врывается ненастье,
и час за часом тысячи чертей
цепляются за тонкие запястья,
возьми покрепче парочку гвоздей -
забей!
и если мир вдруг рушится на части,
засасывая в трещины друзей,
и,кажется, невзгоды и напасти
срослись с душой истерзанной твоей -
забей!
улягутся и страсти и мордасти,
все вытечет с потоком новых дней
а чашу свою горькую /на счастье!/
назло нелегкой участи своей -
разбей!

[• Ешка]

Terra Incognita


Светоносова


Утро играет стаккато кофейными чашками. Чайник свистит полицейским с разбуженной улицы. Хлеб с ветчиной. Занавески белеют ромашками…
Кто-то проходит на кухню и Ею любуется.
Прикосновенья становятся рваными ранами…Мысли размыты, движенья давно обесточены…
Ей не дано выбирать между прочими равными. Все же в сравнении с Ним стали равными прочими…
Но в совершенстве владеет Она ситуацией: выскользнет вмиг из объятий ужом неприкаянным. Стоит лишь только одной в своих мыслях остаться Ей, как обесточенный провод искрит замыканием…
Ей бы туда, где маршруты желаний не хожены, где полуночные всхлипы становятся стонами, где Его страсть - не шипами, а нежными розами в Ней прорастет, зацветет огневыми бутонами…
Но каменистая почва Его неприступности не оставляет надежды, рождая отчаянье. Разум Ей шепчет: «Заканчивай. Всё это глупости. Всё ведь проходит. Придет и сему окончание».
Время поставит свой крест на Её полумесяце, выжжет желанье достичь Его Terra Incognita. Выгорев, переболеет Она, перебесится, вмиг ощутив, до чего Её сердце исколото …Взгляд потускнеет, цветное оденется в серое. Тот, кто на кухне, Ей станет родней и привычнее. Боль перестанет играть с оголенными нервами…Все утрясется, уляжется…
…дело обычное…

[• Ешка]

Дураки

Мне по жизни всегда тяжело с дураками, не понять мне победного их естества. Где б ни встретил я их - под Бордо ли, на Каме, - я ломаюсь. Пасую. Теряю слова. На их фоне литом я - разорванный в клочья. И летят в никуда, словно пух с тополей, все тревоги мои, все мои многоточья мимо тех, для кого одноточья милей. Дураки не умеют высчитывать шансы, им достаточно в спектре лишь пары цветов. Ну а я так затейливо верю в нюансы и так страшно к ответам простым не готов. Я нелепым галопом скачу по манежу; мне комфортно, как будто корове на льду... Семикратно подумав - я вряд ли отрежу. А отрезав - на "нет" от сомнений сойду. Хорошо им - красивым, простым, белобровым; направленья у них - только север и юг. На моих же дорогах свихнулся бы Броун, заблудившись на тропах, заверченных в круг. Тяжело на балу. Тяжело после бала. Неприглядна жара. Безобразны дожди. Вечный поиск решений... Хорошего мало в старом шахматном правиле: "Взялся - ходи".

В нервотрёпочных буднях, в их шуме и гаме, ежечасно с добром соревнуется зло. Мне по жизни всегда тяжело с дураками. Им, наверное, тоже со мной тяжело. Все беседы у нас - "До свиданья!" и "Здрасьте!"; мы друг друга навряд ли поддержим плечом... Мой хронический вирус житейских несчастий их иммунным системам, считай, нипочем. В остальном - мы по тем же гуляем бульварам и глядим, как уходят июльские дни... Право, лепо ли мстить неразумным хазарам лишь за то, что не слишком разумны они?! Тут копи, не копи - а судьба раскулачит. Что ни делай, а в трюме откроется течь... Раз уж "счастье" и "разум" - антонимы, значит, вся игра изначально не стоила свеч. Все метания эти подспудны. Бесшумны. Единица, дрожа, изгибается в ноль. В обывательском крике: "Ты чё, больно вумный?!" к слову "ум" не случайно приставлена "боль". Болевые рецепторы резво затронув и освоив страданий земных буквари, вездесущие сто миллиардов нейронов планомерно взрывают меня изнутри.

Но - покуда живу, никому не мешая, не встревая в бои, не плывя за буи, - мне осталась надежда. Одна. Небольшая. На нее лишь одну упованья мои. Надоело искать оправданья фальстартам и держаться за древки привычных знамён... Я умён - по обыденным чьим-то стандартам. По высоким стандартам - не слишком умён. Ну а значит - не всё так печально и тускло, и финал постановки не так уж и скор: я не знаю, о чем говорил Заратустра и не знаю, о чем промолчал Кьеркегор. Слишком рано смотреться в глубины колодца - оптимизма из чаши хлебнуть бы сперва... Мне по-прежнему Борхес никак не даётся, да от Пруста ужасно болит голова. От высокой культуры мне только убытки. Я не то чтобы неуч, всего лишь простак - и совсем соловею от музыки Шнитке, и Кандинский мне что-то не близок никак. Надоело кровавыми плакать стихами, полагаясь на прихоть тревог и молвы...

Дураки, я весь ваш. Всей душой. С потрохами.
И хочу быть счастливым, как счастливы вы.


(с) Александр Габриэль

[• Ешка]

А город однажды становится узок в плечах.
Настояны утра на майских бессонных ночах.
Тебя поливают из лейки, чтоб ты не зачах
Усталые боги.
В окне полусвет, горизонта алеющий шрам,
Рассветное эхо бредет по пустынным дворам,
И ты уплываешь навстречу далеким мирам
На легкой пироге.

Минутная стрелка застыла на «без двадцати»,
И прямо за дверью маячит начало пути.
И можно, казалось бы, просто спокойно уйти –
Без страха и боли.
Но тонкие стены плотнее сжимают кольцо,
Ты бьешься о них, как птенец пробивает яйцо…
А утром из зеркала смотрит с улыбкой лицо –
Понять бы, твое ли.

thelonewolf

[• Ешка]

…а будет вот что: ночью в декабре ты выйдешь из машины у вокзала, прошествуешь по каменному залу и сядешь на скамейку у дверей. Пройдет состав, за ним – и два, и три, да только мимо – все без исключенья. Маршруты их и пункты назначенья с твоим не совпадают, хоть умри.

Тогда, от ожидания устав, ты выгребешь оставшуюся сдачу и сядешь, положившись на удачу, в случайно подвернувшийся состав. В пустом купе, прихлебывая чай и сахар перемешивая ложкой, ты глянешь в закопченное окошко и скажешь с облегчением «прощай» всему, что ты к себе не привязал: словам и жестам, праздникам и дрязгам…

И тронутся с рывком и громким лязгом перрон и неприветливый вокзал. И в снежно-ледяной густой крупе внутри тебя исчезнет Вечный Странник, и сгинут – дребезжащий подстаканник и стены неказистого купе, сорвется дверь с насиженных петель, исчезнет пол, колеса, рельсы, шпалы. Останутся лишь снежные завалы и белая кружащая метель.

И вот тогда упрямый старикан
Отставит, наконец, в сторонку нарды,
Напялит кепку с лентой и кокардой
И дернет неподатливый стоп-кран.

И сквозь салют, петарды и галдёж
Ты вдруг увидишь пламенно и ясно,
Что все твои усилия напрасны.

Поскольку от себя
ты не уйдешь.



© thelonewolf

[• Ешка]

Осенний черновик

Эта поздняя осень вчистую нам души ограбила,
неизбывной тоскою дорога ее обозначена...
Но как хочется верить: нам рано, чтоб набело, набело;
будут шансы еще, чтобы пробовать начерно, начерно.

Резонируя с листьями - тонкими, желтыми, палыми,
мы с тобою так родственны душами - грустными, стылыми...
Повзрослели икары, но выжили. Стали дедалами -
не завзято-циничными; просто немного бескрылыми.

Но не время еще кропотливой старательной вычистке;
пусть останутся буквы - корявыми, темы - избитыми...
Не хочу в чистовик - окончательный, каллиграфический,
в элегантной обложке, так схожей с могильными плитами.

Можно молча страдать, выпив чашу терпения дочиста,
да по звездам гадать, что нам жизнью с тобой предназначено...
Сядь поближе ко мне, раздели мое неодиночество,
и мы впишем себя в эту осень
неброско и начерно.

(с) Александр Габриэль

[• Ешка]

Моя малина в прошлом


...моя малина в прошлом. В прошлом
Игрушки, ленточки и прошвы
Ручной работы, бабкин нрав,
Латынь и «русский» горьких трав.

...«молочный» мальчик едет, едет
на вороном велосипеде,
а на багажнике бидон –
железный витязь, князь Гвидон...

...ах, докторица, докторина!
Какая чудная ангина
Была в то время у меня!

...с ковра ушастых оленят
уводит на ночь олениха,
в лесу настенном тихо-тихо...
и допивает молоко
луна из чашки...

Далеко,
за ватной степью одеяла
родная Ба малину мяла
и разбавляла кипятком...

(с) Ксана Василенко